В воздухе летали белые пушинки - это тополиный пух. Начался дождь. Мелкими каплями, потом вовсе перестал. Блеснула где-то далеко желтоватая молния, потом громыхнул гром. Мясная муха на окне забеспокоилась, занервничала, забилась в стекло - «Пустите, выпустите, дайте свободу!». Питель устало зевнул и закрыл книгу.
читать дальшеОн очень, очень утомился. Давно уже не принимал дурмана, кости ломило, на лбу постоянно проступала испарина, всего его временами начинало лихорадить… Но пойти в ту лавку и купить себе пакетик с дурманом Питель не решался.
А желание давало знать о себе все больше и больше. Пителю свело челюсть, десны резануло… Питель не мог отвергнуть опиат - и это было ужасно - на взгляд Пителя. Но, привыкнув рассуждать спокойно и без нервов, он принялся рассусоливать мысль об отступничестве.
«Нельзя отвергнуть то, что является частицей тебя, - сам себя не отвергнешь. Отрицать и отвергать можно лишь то, чего у тебя нет, что предлагает тебе внешняя среда.
Так, если ты отрицаешь разум, ты глуп. Если отвергаешь чувства, ты сух. Если отвергаешь мудрость, ты неопытен. Если отвергаешь красоту, ты уродец.
Но, возможно, ты не отвергаешь, а играешь на публику», - подумалось Пителю. - «Да, вероятно, я не смогу долго терпеть отсутствие дурмана в крови, но… может…»
Боль вновь поднялась из глубин его души.
«Сейчас я сделаю глоток кофе. И влага смоет горечь с моего сердца. Боль ссыплется, как сухой песок», - подумал он, не замечая логической ошибки в мысли - ежели влага намочит песок, он уже не будет сух… а грязь следует стирать не грязью, а чистой тряпицею.
Протянув руку и взяв кружку, он обнаружил, что она пуста. И не просто пуста, а даже и не знала прикосновения влаги очень долгое время.
Он замер, ухмыльнувшись про себя иронии происходящего.
«Ну, что же», - сказал он сам себе. «Вставать я не буду за водой, значит, горечь должна сама растворится в крови моей. Если такое непотребство, как дурман, растворялся - значит, и горечь способна совершить сей подвиг - подвиг растворения». …